Средневековая Москва — история Москвы в Средние века.
Ранняя история[]
Первое летописное упоминание о Москве относится к 1147 году, когда суздальский князь Юрий Долгорукий в этой своей вотчинной усадьбе давал сильный обед-пир своему союзнику и другу северскому князю Святославу Ольговичу. Однако начало поселения на этом месте относится к более далеким временам и засвидетельствовано находками курганных вещей в самом Кремле и арабских монет середины IX века вблизи Кремля, на месте храма Спасителя. Древнейшее поселение должно было возникнуть здесь еще в те времена, когда впервые начались торговые и промысловые сношения между севером и югом русской равнины. Местоположение Москвы находилось на перепутье от балтийской Двины и Немана, а также от верхнего Днепра к болгарской Волге и к Дону. Прямая дорога от балтийского запада к Волге направлялась долинами рек Москвы и Клязьмы — и вот здесь, на перевале из Москвы-реки в Клязьму, по рекам Восходне и Яузе, и основалось поселение первоначальной Москвы. По-видимому, в первое время Москва должна была быть основана у реки Восходни, где рассеяны многочисленные памятники древнего жительства — курганы.
Когда в Суздальской земле князь Андрей Боголюбский основал Владимирское княжество, то московская княжеская усадьба сразу же построилась городом (1156), т. е. была обнесена крепкими деревянными стенами и населена отрядом княжеской дружины, несомненно с целями защиты Владимирского княжества от западных соседей. Москва, таким образом, явилась передовым пригородом Владимира, этой новой столицы Суздальской земли. Видимо, что небольшой городок Москва и в то время уже богател и приобретал значение в междукняжеских отношениях, так что с небольшим через 50 лет после его постройки явилась со стороны князей попытка основаться в нем особым княжеством. В 1213 году в нем засел было на княжение брат великого князя Юрия Всеволодовича, Владимир, но был вскоре выпровожен на княжение в южный Переяславль.
В монгольское Батыево нашествие в 1238 году Москва была разграблена и сожжена, при чем упомянуты «церкви, монастыри, села». В городе в то время находился малолетний сын великого князя Юрия Всеволодовича, Владимир, с воеводою — а это служит указанием, что в Москве тогда существовал особый княжеский стол.
Центр Московского княжества[]
После смерти великого князя Ярослава Всеволодовича (1246), по его разделу городов Суздальского княжества между сыновьями, Москва досталась его сыну Михаилу, прозванием Храброму. В 1249 году он был убит в битве с Литвою на реке Поротве, т. е. на границе своего Московского княжества. Кому после него досталась Москва — неизвестно. Вероятно, она оставалась во владении вел. князя и с великим княжением в 1252 году перешла к Александру Невскому. Последний перед своей кончиною посадил княжить в Москве своего младшего сына, двухлетнего Даниила Александровича, который вначале состоял под опекою тверского князя Ярослава Ярославича.
По смерти Ярослава в 1271 году десятилетний московский князь Даниил стал княжить самостоятельно и независимо ни от какой опеки. Отсюда и началось вотчинное княжение Московское. Даниил мирно прокняжил в Москве 33 года. Он умер в 1303 году, оставив после себя пятерых сыновей, из которых старшим был знаменитый Юрий, а четвёртым — еще более знаменитый Иван Калита. Московская вотчина в последний год жизни Даниила значительно увеличилась присоединением к ней Переяславля по духовному завещанию переяславского князя-вотчинника, племянника Даниила, Ивана Дмитриевича. Из-за этой вотчины и прежде были большие споры между князьями, а теперь остался очень недовольным тверской князь Михаил, старавшийся захватить Переяславль к своему княжеству. Отсюда и начинается раздор между Тверью и Москвой. Переяславцы тянулись к Москве. Когда умер Даниил, они схватились за его сына Юрия и не выпустили его даже на похороны отца. Новгородцы, недовольные Тверью, также выставили против неё надежного борца, Юрия Данииловича, самого энергичного и деятельного из всех тогдашних низовых князей. Михаил Тверской был позван в Орду на суд и там выдан головою Юрию и казнён. Юрий получил ярлык на великое княжение и тем самым возвеличил свой небольшой город до значения великокняжеской столицы, проложив путь на великое княжение своему брату Ивану Калите.
После смерти Юрия великое княжение было отдано сыну тверского князя, Александру Михайловичу. Избиение в Твери татар с их воеводою Щелканом сделало Тверь в глазах Орды дерзким бунтовщиком, которого следовало наказать по-ордынски. На всю Русь надвигалась страшная гроза: хан направил 50 тыс. войска. Опасаясь за себя, как и за всю землю, московский Иван поспешил в Орду и наклонил неизбежный удар исключительно только на тверское княжество. Великокняжеский стол был отдан московскому Ивану. За благочестие этого князя полюбил его и митрополит Пётр и поселился под его охраною в Москве. Это было важнейшее приобретение для небольшого города Москва. С этого времени Москва стала престольным городом духовной власти, средоточием церковных религиозных нужд для всего народа. Она привлекла к себе боярские дружины, а потом гостей сурожан (сурожский и кадинский итальянский торг) и суконников (западно- европейский торг), поселение которых в городе было столько же важно для его развития, как и поселение боярских дружин. С того времени (середина XIV века) Москва становится средоточием всенародного торга. Еще с конца XIII века, когда южным приморским торгом овладели генуэзцы и основали большой торг в устье Дона (в Тане), направление торговых путей в русской равнине совсем изменилось. Древний Корсунь совсем упал, а за ним и Киев. Движение торга переместилось с Днепра на Дон, куда от торгового новгородского севера путь шел через Москву. Вот почему в Москве поселились и итальянцы в лице, например, колокольного мастера, родом римлянина, а затем и гостей сурожан, основавших в городе свой сурожский торговый ряд. Спустя 50 лет после утверждения за Москвой великого княжения Московского при помощи всего потянувшего к ней земства на Куликовом поле дает могущественный отпор татарскому владычеству и тем приобретает еще больше значения и силы в народных умах. Проходит еще 50 лет — и имя Москвы разносится с большим почетом и на западе Европы, в особенности у восточных христиан, увидевших в ней непоколебимую защитницу православия и после падения второго Рима заговоривших о ней как о могущественном третьем Риме, способном крепко охранять восточное христианство. Проходят новые 50 лет — и Москва является уже величавым, блистательным государством, причем очень грозные некогда татарские цепи спадают сами собою; падают независимые области — Тверь, Вятка; падает и Великий Новгород. Именем Москвы стала называться и вся русская земля, пришедшая с этим именем и на европейское политическое торжище.
Градостроительство[]
Местоположение Москвы разнообразно и живописно; иноземцы еще в XVI—XVII веках приходили от нее в восторг и сравнивали Москву с Иерусалимом, т. е. с идеальным образцом красивого города. Московские холмы и горы подавали повод рассуждать о семи холмах, на которых будто бы расположен город, и сближать топографию Москвы с далеким Царьградом и далеким Римом. Однако, в сущности, город расположен на ровной местности, изрытой только потоками рек и речек, сопровождаемых или высокими гористыми, или низменными луговыми берегами и более или менее широкими долинами. Средоточие Москвы — Кремль — представляется горою только в отношении к луговой низине Замоскворечья и т. п. Ровная местность города бежит к Кремлю с северу от Дмитровской и Троицкой дорог (от Бутырской и Троицкой застав). Оттуда же с северу, от боровой лесистой местности, в Москву-реку текут и ее притоки: посередине — скрытая теперь под сводами Неглинная, на восток от нее Яуза и на западе — Пресня. Эти потоки и распределяют в городе упомянутые взгорья и низины-долины. Главная, так сказать, становая ровная площадь направляется от Крестовской Троицкой заставы, сначала по течению реки Напрудной (Самотека), а потом по Неглинной, проходит Мещанскими улицами сквозь Сухареву башню, идет по Сретенке и Лубянке (древним Кучковым полем) и вступает между Никольскими (Владимирскими) и Ильинскими воротами в Китай-город, а между Спасскими и Никольскими воротами — в Кремль, в котором, поворачивая немного к юго-западу, образует при впадении в Москву-реку реки Неглинной Боровицкий мыс, крутой, некогда острый рог, серединную точку Москвы и её древнейшее городище. Таким образом, северный отдел города представляет самую возвышенную его часть, высшая точка которой в черте городского вала лежит у Бутырской заставы. Древняя топография города имела иной вид и представляла больше живописности, чем теперь, когда под булыжною мостовою везде исчезли сохраняемый только в именах церковных урочищ поля, полянки и всполья, пески, грязи и глинища, мхи, ольхи, даже дебри или дерби, кулижки, т. е. болотные места, и самые болота, кочки, лужники, вражки-овраги, ендовы-рвы, горки, могилицы и т. п., а также боры и великое множество садов и прудов. Все это придавало древней Москве тип сугубо сельский, деревенский; на самом деле во всем своем составе она представляла совокупность сел и деревень, раскинутых не только по окраинам, но и в пределах городских валов и стен. Разнообразие местоположения и особая красота многих частей города зависит, главным образом, от Москвы-реки. Она подходит к городу с западной стороны и в самом городе делает два извива, переменяя в трех местах нагорную сторону на широкие низины. Вступая в город при урочище Трех Гор, она быстро поворачивает от Дорогомилова (ныне Бородинского) моста прямо на юг, образуя высокий гористый берег по левой стороне своего течения, который при устье реки Сетуна, у Девичьего монастыря, упадает в луговую местность Девичьего поля. Отсюда с поворотом течения на восток высокий нагорный берег переходит на правую сторону, образуя знаменитые Воробьевы горы. Далее, с поворотом течения к северу, нагорный берег правой стороны, постепенно понижаясь, оканчивается близ Крымского брода (ныне моста) и переходит опять на левую сторону, оставляя на правой стороне широкую луговую низину Замоскворечья. Левою стороною нагорный берег постепенно возвышается до Кремлевской горы, откуда с поворотом течения на юг, устроив немалую луговину при устье Яузы (воспитательный дом), продолжает гористые возвышения, крутицы, по Заяузью до выхода реки из города, с поворотом к запад у Данилова монастыря, после чего течение реки направляется уже на юг и восток. Вся местность, на которой расположен обширный город, представляла с древнего времени столько выгодных для поселения условий, что постоянно привлекала со всех сторон новых поселенцев, крепко державшихся за свои гнезда, несмотря на великие бедствия и опустошения от татар и от пожаров. После каждого из таких бедствий население быстро скучивалось и вновь обстраивалось. Один из иностранных путешественников, Павел Иовий, ещё в первой четверти XVI века, отмечая выгодное положение города, писал следующее: «Москва по выгодному положению своему преимущественно перед всеми другими городами заслуживает быть столицею, ибо мудрым основателем своим построена в самой населенной стране в средине государства, ограждена реками, креплена замком и, по мнению многих, никогда не потеряет первенства своего». Первоначально город или, вернее, городок Москва занимал в своих стенах не очень широкое пространство, по всему вероятию, только одну треть теперешнего Кремля. Он был расположен на высоком крутом берегу Москвы-реки, при впадении в нее речки Неглинной, у теперешних Боровицких ворот Кремля, название которых свидетельствует, что здесь существовал сплошной бор. Это подтверждает также и древний храм Спаса, что на Бору, построенный возле княжеского двора. По-видимому, город стал застраиваться и распространяться со времени поселения в нем митрополита Петра, жившего вначале близко Боровицких ворот, у церкви Рождества Иоанна Предтечи, а потом перешедшего на новое место, где на городской площади заложил в 1326 году первую соборную каменную церковь во имя Успения Богородицы (ныне Успенский собор). С вероятностью можно полагать, что это место было серединою тогдашнего города. Усердным строителем и устроителем города явился великого князя Иван Данилович Калита. Кроме собора, он построил еще несколько каменных же церквей: в 1329 году церковь во имя Иоанна Лествичника (ныне Иван Великий); в 1330 году церковь монастырскую Спаса на Бору; в 1332 году церковь Михаила Архангела (ныне Архангельский собор). В 1339 году он укрепил город дубовыми стенами, окружность которых с западной и южной стороны проходила по высоким берегам Неглинной и Москвы-реки, а к востоку простиралась не дальше стен теперешнего Вознесенского монастыря, у которых находился (как оказалось при раскопках) глубокий ров, уходивший к Москве-реке.
Сын Калиты, Симеон Гордый, продолжал дело отца. Все построенные упомянутые церкви он украсил (1344—1346) стенным иконописанием, которое исполняли художники-греки, вызванные в Москве новым митрополитом, греком Феогностом, а также их ученики, русские мастера. Иконописная школа в Москве впоследствии так прославилась, что работы ее учеников (Андрея Рублева и др.) и в середине XVI века ставились в образец художественного иконного письма. Вместе с тем было положено начало и колокольному литью, мастером которого был некто Бориско, происхождением, по преданию, римлянин, в 1346 году сливший три колокола больших и два малых. Если это был на самом деле римлянин, то его пребывание в Москве может служить свидетельством, что в то время уже существовала в городе хотя бы и небольшая колония итальянцев, вместе с Феогностовыми греками полагавших начало развитию в городе необходимых для церкви художеств. Это объясняет также, почему в конце XV века Москва переполнилась итальянскими художниками.
Кроме Кремля, или Кремника, как он обозначается уже в 1331 году, в состав города входили Посад и Заречье. Под именем посада в собственном смысле разумелось первичное поселение Китай-города, которое вначале гнездилось у торгового пристанища на низменном берегу Москвы-реки, под горою самого Кремля, и ниже по течению реки, где теперешний Москворецкий мост и Зарядье. Здесь до сих пор стоит церковь Николы Мокрого, что обозначает не мокрую болотистую местность, а посвящение храма во имя св. Николая, покровителя плавающих (во многих старых городах, в Ярославле, во Владимире и др. существуют также храмы Николы Мокрого, стоящие на берегу реки, у пристанища плавающих). Вдоль пристанища по течению реки мимо Николы Мокрого проходила Великая улица, от которой по направлению с низины в гору, параллельно стенам Кремля, расположились рядами или улицами торговые места и лавки, впоследствии образовавшие обширное московское торжище, или Торг (позже Китай-город). «Трудно вообразить, — говорит очевидец (Маскевич) начала XVII века, — какое множество там лавок, коих считается до 40 тысяч; какой везде порядок, ибо для каждого рода товаров, для каждого ремесла, самого ничтожного, существует особый ряд лавок». С того же времени мало-помалу заселялся против Пристанища и другой берег реки, Замоскворечье. Остальное пространство теперешнего города было занято слободами и селами княжескими, боярскими, монастырскими. Вокруг Кремля-города, на возвышенностях Занеглименья, с первых времен Москвы стояли упоминаемые еще в Батыево нашествие монастыри, расположенные у больших дорог, превратившихся потом в большие улицы. Монастыри, частью упраздненные, — Воздвиженский, Никитский, Воскресенский, Георгиевский, в Китае Старый Никольский, Ильинский — окружали Кремль как бы венцом, находясь почти в равном расстоянии от него. Такое расположение древних обителей показывало, что по всем дорогам к Кремлю происходило значительное передвижение населения, от благочестия которого монастыри и получали свое пропитание. Первоначальные, может быть, сосновые стены города были неприступны еще и до постройки Калитою дубовых стен. В первые годы XIV века тверской князь два раза подходил к этим стенам и не мог их взять. Дубовые стены, построенные после 10-летней земной тишины и покоя, обозначили, что Москва достаточно окрепла в своей великокняжеской силе. Когда Дмитрий Донской начинает приводить других князей под свою волю и эта политика угрожает опасностью со стороны Твери и Орды, город вместо прежних дубовых строит стены белокаменные; начинается история Каменной Москвы Иван III как бы оканчивает дело своего родоначальника Ивана Калиты и употребляет все средства и необычайную горячность, чтобы устроить и перестроить город на славу. Целые 25 лет и больше происходили беспрерывные строительные работы, начатые с постройки, как было и при Калите, Успенского собора, но в более обширных размерах (1471—1478). Затем следовала постройка стен, башен, ворот, государева дворца, а также других соборов и церквей, сооружение которых продолжалось и при Василии Ивановиче. Государев-город, или Город-государь всей земли, в это время становился еще более сильным средоточием народной жизни, привлекавшим к себе население со всех концов Руси, в особенности для торговли, промышленности и всякого рода службы государю и государству. Первичный посад города в это время становится уже Великим посадом, так именуясь в отличие от распространившихся в других частях местности малых посадов. Исполненный торга и промысла, а следовательно, и большого богатства обитателей, он требует также каменной защиты и в 1535—1538 годах обносится кирпичною стеною, отчего прозывается Красною стеною и вместе с тем Китай-городом. В свою очередь и малые посады и слободы быстро накопляют население и широко застраиваются хотя и деревянными, но многочисленными домами, потребовавшими также городской ограды. Сначала она насыпается земляным валом, почему город и зовется Земляным, а потом, в 1586—1593 годах, также выстраивается из белого камня: отсюда прозвание Белого города и Белого Царева-города — царева, быть может, потому, что здесь поселялось по преимуществу служилое дворянское сословие. В то же время (1591—1592) и все подгородные посады, слободы и села обносятся деревянными стенами с башнями и воротами, очень красивыми, по отзыву очевидцев. Этот Деревянный город (ныне Земляной вал) прозывался иначе Скородомом или Скородумом, или от скорой постройки домов, простых изб, или от скоро задуманной постройки самых стен, что вероятнее, так как их постройка была исполнена с поспешностью для защиты окраин города ввиду ожидавшегося нашествия крымского хана. Эти стены вполне закончили городское очертание древней Москвы. Деревянные стены в московскую разруху во время Смуты сгорели. Царь Михаил в 1637—1640 годах по их черте насыпал земляной вал, прозванный Земляным городом и укрепленный острогом, т. е. бревенчатою стеною вроде тына. Иноземцы в XVI и XVII веках о пространстве города судили различно. Англичанам Москва казалась величиною с Лондон (1553), а Флетчер (1558) говорит, что она даже больше Лондона. Иные (1517) сказывали, что она вдвое больше Флоренции и Богемской Праги; другие (Маржерет) предполагали, что деревянные стены Москвы длиннее парижских. Более точные показания определяли окружность города в 16 км, что почти совпадало с действительною мерою, которую теперь считают в 15 км. Во второй половине XVII века Мейерберг, вероятно, по словам самих москвичей, насчитывал в окружности Москвы — 40 км, несомненно включая сюда и все лежавшие за чертою Земляного города слободы и села.
Каменные жилые здания впервые начал строить в Москве митрополит Иона, заложивший на своем дворе полату в 1450 году. В 1473 году митрополит Геронтий поставил у того же двора ворота кирпичные, в 1474 году — другую полату, тоже кирпичную, на белокаменных подклетах. Из светских лиц раньше всего начали строить себе каменные жилища гости-купцы; первым выстроил себе в 1470 году кирпичные палаты некто Таракан, у Спасских ворот, у городовой стены. Потом такие же полаты стали строить и бояре. В 1485 году выстроил себе кирпичную полату и ворота на своем дворе Дмитрий Владимирович Ховрин, в 1486 году построил себе кирпичные полаты его старший брат Иван Голова-Ховрин, а также и Василий Фёдорович Образец-Хабаров. Наконец, и сам государь порешил выстроить себе дворец, тоже кирпичный, на белокаменном основании; постройка его началась с 1492 года, но большие приемные полаты дворца сооружались еще прежде, в 1489—1491 годах. Казалось бы, что с этого времени каменные, или, как их стали называть, полатные постройки должны были распространиться по городу в значительной степени; но это дело подвигалось очень туго и деревянное коснение охватывало весь город по-прежнему. По-видимому, каменные здания представлялись москвичам чем-то вроде тюрем. Доморощенные строители, недалекие в познаниях и опытности по этой части, сооружали толстые стены, тяжелые своды, иногда с железными связями, и такое помещение походило больше на тюрьму или на погреб, чем на жилье. Поэтому москвичи если и строили подобные полаты, то с одною только целью — чтобы на каменном основании выстроить более высокие деревянные хоромы, употребляя это основание как подклетный этаж, для разных служебных помещений своего хозяйства. Так поступали и в государевом дворце. Не только в XVI, но даже и в XVII веке подобных каменных полат едва ли можно было насчитать в Москве сотню-другую. Мостовые, да и то только по большим улицам, были бревенчатые или из байдашных досок, весьма способствовавшие распространению пожаров. Только к концу XVII века стала распространяться мысль, что городу необходимо строиться из кирпича. В октябре 1681 года последовал государев указ, повелевавший безопаснее устраивать на полатном строении кровли, а по большим улицам и у городовых стен Китая и Белого города вместо погоревших хоромы строить неотменно каменные, причем разрешено кирпич отпускать из казны по полтора рубля за 1000, с рассрочкою уплаты на 10 лет. Кому невмочь было строить каменное, тем повелено по улицам строить стенки каменные, род брантмауров. В сентябре 1685 года этот указ был повторен, со строгим приказанием на полатном каменном строении «деревянного хоромного строения отнюдь никому не делать, а кто сделает какие хоромы или чердаки (терема) высокие, и у тех то строение велеть сломать».
Пожары[]
О первоначальной населенности Москвы можно судить по известиям о пожарах, которые опустошали город не каждые 5—10 лет. Очень частые пожары происходили именно в те годы, когда в Москве имела место активная политическая жизнь. При Иване Калите в течение 15 лет случилось четыре больших пожара, чему удивлялся летописец. Часты и сильны были пожары и при Иване III, во время перестройки Кремля. Видимо, что обиженные и озлобленные люди выжигали ненавистную им Москву. Летописцы в этих случаях упоминают большею частью только о сгоревших церквах. Во второй пожар при Калите (1337) в Москве сгорело 18 церквей; в 1343 году, на третий год по смерти Калиты, сгорело 28 церквей. В 1354 году в одном Кремле сгорело 13 церквей. По числу церквей можно приблизительно судить и о числе дворов, и о числе жителей.
В нашествие Тохтамыша (1382) после разгрома и пожара было похоронено 24 тыс. трупов. Через восемь лет после этого бедствия «на Посаде неколико тысячь дворов» сгорело, а затем еще через пять лет на том же Посаде опять сгорело «несколько тысяч дворов».
Население[]
Посадский люд[]
В истории города очень видное место занимал и московский посад под именем Черни, которая в опасных случаях, когда ослабевала или совсем отсутствовала предержащая власть, не раз становилась могучею силою, защищая от напасти свой излюбленный город, иногда не без своеволия и не без свирепых насилий. Так и было при нашествии Тохтамыша (1382); так было в 1445 году, когда великий князь Василий Темный на Суздальском побоище был взят татарами в плен; так было в 1480 году при нашествии царя Ахмата, когда великий князь Иван III медлил походом, а затем из похода возвратился в Москве. Посад так вознегодовал на это, что великий князь побоялся даже остановиться в Кремле и проживал некоторое время на краю города, в Красном Селе. Точно так же действовал посад и в Смутное время; бунтовала московская чернь и при царе Алексее Михайловиче, и в последующие времена. Простые горожане Москвы, ее тяглецы, относились к политическим интересам своего города с большою горячностью и с напряженным вниманием следили за деяниями предержащих властей. Посад Москвы состоял из слобод — отдельных поселений, живших во внутреннем своем устройстве самобытно и независимо. Слободами разрастался и весь город; слобода была его растительною клетчаткою. Завися по общей городовой управе от Земского дворца или Земского приказа, каждая слобода во внутренних своих делах управлялась сама собою, выбирая себе старосту, десятских, целовальников и других лиц. Все слободские дела решались сходками на братском дворе, который ставился на общий слободский счет и по преимуществу вблизи слободской церкви, занимавшей всегда видное место в каждой слободе; около церкви помещалось слободское кладбище, на котором слобожане хоронили своих отцов и дедов и всех родных. Так, из слобод образовались почти все приходы Москвы. Купцы жили и управлялись также отдельно в своих сотнях, из которых главнейшими были гостиная и суконная, основные московские сотни; затем следовали сотни переселенцев — новгородская, ростовская, устюжская, дмитровская, ржевская и др. Несмотря на то, что слободы и сотни исчезли и, так сказать, разложились в улицы и переулки, имена их сохраняются и доселе.
Купечество[]
Немаловажною силою в городской жизни и в развитии самого города купечество являлось ещё с XIV века. В свой поход на Мамая Дмитрий Донской взял с собою 10 гостей-сурожан, которые, судя по именам, все были русские. Они торговали итальянским товаром, шелковыми и золотыми тканями и оставили по себе память особым торговым рядом под именем сурожского (Суровским). Суконники торговали сукнами, получаемыми из немецких земель. Как богатые люди, эти два отряда купцов принимали и в политических делах Млсквы немалое участие. В 1469 году сурожан посылали при полках на Казань, несомненно с торговыми целями. Развитие приказного управления с непомерным взяточничеством ослабило значение торговых людей и превратило их ко времени преобразований Петра в «неустроенную храмину». О способах и приемах старой московской торговли иностранные писатели XVI—XVII веков отзываются очень неодобрительно. Москвичи, по словам Герберштейна (1526), почитались хитрее и лживее всех русских. Их торговые нравы развратили торговый народ в Новгороде и Пскове, когда эти области были покорены, тамошние коренные торговцы выселены в Москве и в другие города и на месте их засели именно москвичи. Вообще, европейцы предупреждали своих соотечественников, что с москвичами надо держать ухо востро. Торговый обман употреблялся со всех сторон, чужеземцы оскорблялись только тем, что обмануть русского было очень трудно. Приемы обманной торговли, описанные иностранцами XVI—XVII веков, вместе со многими остатками старины сохраняются по иным мелким и небогатым углам московской торговли и до сих пор. Старое московское торговое сословие несло очень тяжелую и очень ответственную службу государству по финансовому ведомству, по статье всякого рода торговых сборов и денежных доходов.
См. также[]
Шаблон:История Москвы